— Я уверен, что она хочет жить дальше своей жизнью, — сказал Эрик.
— Точно так же, как ты? — ответила Джен, глядя на него поверх кофейного столика.
— Это другое, — снова повторил он.
— Не знаю, — с грустью в голосе сказала Джен.
— Просто не думай об этом, — сказал Эрик. — Как однажды сказал мой любимый писатель, «наука игнорировать — один из высших путей к достижению внутреннего мира».
— Не думаю, что я смогу игнорировать такое.
Он секунду помедлил, затем встал, подошёл к ней, присел на широкий мягкий подлокотник кресла и коснулся её татуированного плеча. Однако она вздрогнула, и он замер.
Через несколько мгновений она встала и вышла из гостиной, направляясь во вторую спальню, ту, которую занимал, когда приезжал, Квентин, оставив Эрика думать о том, в какой момент в будущем — завтра, через неделю, через год, через десять лет — Никки Ван Хаузен вспомнит о том, каково ему было с разбитым сердцем.
В обычных обстоятельствах Бесси Стилвелл захотелось бы задержаться в Лос-Анджелесе подольше. Ей всегда хотелось увидеть Аллею Славы и найти на ней звёзды Кэрри Гранта, Кристофера Пламмера и Джеймса Дина. И конечно же после Вашингтона было приятно оказаться там, где тепло. Но её сын по-прежнему в больнице, и хотя она виделась с ним лишь утром того дня, когда они с Дэррилом прилетели сюда, она должна была вернуться, чтобы быть с ним.
Они покинули студию и отправились прямиком на Лос-Анджелесскую базу ВВС. Бесси поместили в изолированную комнату ожидания с двумя караульными у дверей, а Дэррила отвели на встречу с командующим базой. Бесси медленно, преодолевая боль, опустилась на деревянное сиденье и взяла со стола журнал — но буквы оказались слишком мелкие, чтобы она могла их читать.
Наконец, агент Хадкинс вернулся.
— Всё хорошо, мэм, — сказал он. — Всё улажено. Прошу прощения, что приходится совершать два перелёта в один день.
— Да ничего, — ответила Бесси. — Мне ведь всё равно нужно вернуться к сыну.
— Точно, мэм. Ну так что, идём?
Дженис лежала на кровати в гостевой спальне, свернувшись клубком и закрыв глаза, и думала о том, что она сделала. Часть её была в восторге от того, что она бросила Тони. Другая часть была в ужасе от того, что несёт ей будущее.
И, конечно же, были ещё воспоминания о том, как умер Джош Латимер. Они были по-прежнему яркие, но уже не реальные; теперь они ощущались именно воспоминаниями, а не событиями, снова происходящими прямо сейчас. У солдата, которого она сегодня видела, Кадима Адамса, был посттравматический синдром; его флешбэки казались реальными ужасами, которые происходят снова. Но, к счастью, Джен, похоже, не придётся испытывать этого чувства непосредственности каждый раз, как она будет вспоминать о смерти Джоша.
— Джен? — голос Эрика, едва громче шёпота — таким обычно проверяют, спишь ли ты.
Она открыла глаза. Его силуэт вырисовывался на фоне дверного проёма: худой лысый мужчина, опершийся на косяк.
— Хмммм? — сказала она.
— Звонил доктор Гриффин. В четыре будет пресс-конференция о состоянии Джеррисона. Он хочет, чтобы я участвовал.
— Э-э… о’кей.
— Ты не хочешь пойти?
— А это надолго?
— Возможно, на пару часов. Он хочет, чтобы мы решили, что собираемся сказать, прежде чем выходить к репортёрам.
Она не участвовала в той операции.
— Я могу остаться здесь?
— Конечно, — и, хотя он этого не сказал, она услышала в его тоне, и была за это благодарна: «Сколько захочешь».
— Спасибо, — сказала она.
— Ну тогда я пошёл. Пошарь в холодильнике. Ты любишь китайскую кухню. — Они никогда ему об этом не говорила, но он знал. — Там должна ещё остаться курица гунбао.
— Спасибо.
Джен услышала, как он выходит из квартиры. Она полежала ещё немного, обняв себя за колени, но в конце концов всё же встала и вышла из спальни Квентина в гостиную.
Мебель была лучше, чем вся, что у неё когда-либо была; в её квартире всё называлось по имени какого-нибудь шведского озера или реки и собиралось с помощью шестигранного ключа. Но эта мебель — кофейный столик, книжные полки, комод, сделанные, как ей показалось, из вишнёвого дерева — выглядела дорого.
Помимо многочисленных книг в твёрдой обложке — роскошь, которую Тони ей никогда не позволял — книжные полки занимали всякие безделушки: вырезанная из мыльного камня птица эскимосской работы, перьевая ручка, бронзовый медальон с выгравированным на нём словом «Чамп», белая мраморная шахматная фигура. За каждой из них, несомненно, стояла целая история, это были подарки на память, сувениры — но для неё они не значили ничего.
Но кроме Эрика эти истории знал и мог рассказать ещё один человек: Никки Ван Хаузен.
Фамилия достаточно редкая, подумала Джен, хотя если она замужем, то в телефонной книге наверняка будет стоять имя мужа.
Джен шумно выдохнула. Если она замужем. Эта Никки знала об Эрике всё, но Джен не знала о Никки даже самых простых вещей.
Она зашла в кабинет Эрика. Его «Макбук-Эйр», включённый и с открытым браузером «Сафари», стоял на покрытом стеклом столе. Она вбила «Ники Ван Хаузен» в строку поиска Гугла, но он нашёл слишком много совпадений. Однако добавление слова «недвижимость» сделало дело, тем более что Гугл предложил поправить написание имени: нашёлся её веб-сайт и даже, к удивлению Джен, статья в сегодняшней утренней «Вашингтон Пост». Узнав о случившейся в «Лютере Терри» сцепке памяти, сообразительный репортёр взял у Никки интервью, посколько она помнила операцию над президентом так же хорошо и подробно, как и сам Эрик.